Данфейт - Страница 100

100

— Тебе нравится? — спросила Данфейт, останавливаясь возле него и склоняясь над перилами, чтобы заглянуть вниз.

— Да, — ответил Кимао, хватая ее за руку и не позволяя перегнуться через преграду, как она намеревалась сделать.

— Не волнуйся! Я не упаду! — засмеялась она, отстраняясь от него и возвращаясь в дом.

Кимао прошел следом и, закрыв дверь на террасу за собой, остановился возле замершей в центре Данфейт. Он склонился к ее шее, разглядывая причудливые колечки волос, выбившиеся из ее прически, и подул на них.

— Комната Айрин слева от твоей, — произнесла Данфейт. — Там тоже есть выход на эту террасу.

Она ждала, что он скажет что-нибудь в ответ, но он молчал, будто этот факт его совершенно не касался. Данфейт ощутила его дыхание на своей шее и закрыла глаза, чтобы дождаться прикосновения теплых губ.

— А где твоя комната? — спросил Кимао, не предпринимая никаких попыток, для дальнейших действий.

— Справа от дома есть двухэтажная пристройка. Там живу я.

— Меня мучает один вопрос и я не нахожу в себе сил промолчать и не задать его.

— Я слушаю.

— Почему ты сожгла свои портреты?

Данфейт выдохнула и открыла глаза, разглядывая узоры на ковре под ногами.

— Отец рассказал вам.

— Потому что она оставила их на полу в подвале?

Он говорил шепотом и голос его пробирал до самых кончиков пальцев. В этот момент, при упоминании истории давно пройденных лет, ее должен бы обуять гнев, но эта дрожь в пальцах и шепот, проникающий в ее кожу с его дыханием, заслонили собой все отрицательные эмоции, оставив только покой и трепет на сердце.

— Она не просто "оставила их в подвале", — так же тихо прошептала Данфейт. — Она свалила их друг на друга на полу, поцарапав рамы и краску на полотнах. А потом она не закрыла за собой дверь и за ночь воздух в помещении прогрелся. Прогрелся настолько, что с холодной трубы начал капать конденсат. Я вернулась домой только на следующий день. Ми намекнула мне, что стоит заглянуть в подвал. Когда я нашла свои портреты, от них мало что осталось. И тогда я приняла решение довести дело до конца. Вот так, я сожгла работы Джонатана Сирии, который все эти годы из нас двоих рисовал только меня.

— Только тебя?

— Да. Айрин рисовать он отказался, сославшись на то, что устал от обыденной красоты. Мое же лицо ему показалось "интересным". Я посчитала, что мне оказана честь. Что еще я могла подумать в пять лет? А потом я действительно приняла его слова за комплемент. Он никогда не называл меня "красивой". Он говорил: "Ты интересна, глядя на тебя, я вижу лицо, а не маску". Отец полагает, что я не знала о последней работе Сирии. Но это я позировала Джонатану в течение двух часов, что, как ты сам понимаешь, для меня — настоящее испытание. Самое смешное, что отец бережет ее не потому, что сетует за единственный мой портрет. Нет. Эта картина — последняя работа руки Сирии, и, полагаю, она стоит целое состояние.

— В каждом поступке отца ты ищешь какой-то подвох. Это — не правильно. Почему ты не подумала о том, что он просто дорожит этой картиной?

— Поэтому что он произвел оценку полотна.

— И во сколько тебя оценили?

— Ми сказала, что на сто тысяч акроплей.

Кимао приподнял брови и улыбнулся.

— Я бы дал больше.

— Неужели, — прищурилась Данфейт и обернулась к нему.

— За тебя на этом полотне — да.

— Кимао, ты заигрываешь со мной? — произнесла Данфейт и, почему-то, улыбнулась.

— Да, — ответил зрячий и посмотрел на нее.

— Не люблю флирт. Это — пустые слова, за которыми не кроется ничего, кроме обмана.

Кимао провел пальцем по ее щеке и спустился на подбородок, приподнимая ее лицо и заставляя смотреть прямо ему в глаза.

— Я знаю, что мерой для тебя являются поступки. Еще я знаю, что ты благодаришь только за искренне свершенные дела. Ты прямолинейна, упряма и эмоциональна. И ты гордишься этими качествами, хотя Ассоциация не считает их положительными. Я тоже горжусь ими.

— И ты больше не злишься на меня?

— Этого я не говорил, — покачал головой Кимао и провел пальцем по ее губам.

Данфейт распахнула их и потянулась к нему, но он отрицательно покачал головой и усмехнулся.

— Если я поцелую тебя сейчас, это будет означать, что я смирился с тем, что ты готова скрывать от всех наши отношения. А я не смирился, и продолжаю настаивать на своем.

Данфейт склонила на бок свою голову и улыбнулась:

— Спасибо, — прошептала она, прикусывая свои губы.

Кимао не понял, за что она поблагодарила его. Но матриати смотрела на него с таким воодушевлением, что он сам начал гордиться своей непреклонностью в этом вопросе. Ей важно знать, что он "против". Для нее имеет значение его взгляд на происходящее и нежелание мириться с ее страхом быть отвергнутой собственным отцом из-за него. Только сейчас он прикоснулся к понимаю мира своей женщины и смог, кажется, узреть то, что для всех остальных останется тайной. Она — ребенок, который стремиться к пониманию и любви, но который так и не обрел их в месте, где родился.

В дверь постучали, и Данфейт тут же отскочила от Кимао, перемещаясь в другой конец комнаты.

— Войдите! — произнес зрячий, и прищурился, глядя на лицо пожилой Мими, "застрявшей" глазами на Данфейт.

— Простите, господин Кейти, но мистер Белови ждет Данфейт в своем кабинете.

— Конечно, я с радостью ее отпускаю!

Данфейт посмотрела на Кимао так, что он чуть было не рассмеялся в голос. Улыбнувшись, матриати кивнула Мими, давая знак, что та уже свободна. Но женщина продолжала стоять в дверях, не намереваясь покидать комнату молодого человека без своей подопечной.

100